erika051

У вас бывало так, когда все плохо, ничего не получается, целый день льет дождь и настроения никакого?.. На работе полный Армагеддон. Начальник так достал, что сдерживаешься из последних сил, чтобы не вцепиться ему в лысину. В личной жизни тоже полное запустение. В прямом и переносном смысле. Чувствуешь себя, как тощая облезлая кошка, отбившаяся от дома…

Сегодня суббота, хоть высплюсь. И то радость. На фейсбуке посижу, телек посмотрю, не буду вообще вставать. Пусть весь мир подождет. Он достал меня уже! Пашешь, пашешь, никакого просвета. Каждый день одно и то же. Где все? Где любовь? Радость? Добрые люди? Светлые лица? Все затянулось серым бесконечным и беспросветным дождем. Как в романе Маркеса, он все льет и льет уже пять лет подряд, с тех пор, как Миша уехал…

Зачем он так со мной? Мы ведь любили друг друга, любили так, как вообще невозможно любить. Так, что все отодвигается на второй план: все остальные мысли, мечты и надежды. А любовь становится похожей на вирус, беспорядочно распространяющийся по свету.

Помню тогда в Париже…
Мы сидели на солнечной террасе маленького кафе в квартале Сен-Северен, пили кофе и беседовали о жизни. Как всегда, я не могла просто разговаривать, мне обязательно нужно было спорить и что-то доказывать, искать истину, которая надежно спрятана под житейской шелухой будней.

Миша подвинул ко мне свое плетеное кресло и наклонился, чтобы поцеловать.
– Когда я слушаю тебя, я не могу устоять, – тихо говорит он. – Я чувствую, что ты – это важное, самое важное, ради чего стоит жить, – шепчет он, зарывается лицом в мои растрепавшиеся кудряшки.

– Лучше ничего не говори, я все знаю, – я немного рассержена. Мне не хочется озвучивать это. Кажется, как только назовешь и обозначишь, исчезнет.
– Глубокие чувства подобны великим произведениям, смысл которых всегда шире высказанного в них осознанно, – цитирую Камю и всем сердцем ощущаю смысл этих слов.

Но Мишель не может молчать. Любовь переполняет его. Ему кажется, что если он не скажет об этом сейчас, я никогда не узнаю. И он спешит. Ему хочется без конца говорить и говорить об этом. Он целует меня в шею, ухо, щеку и непрерывно шепчет какую-то нежную ерунду.

«Странно, обычно мужчины предпочитают молчать о чувствах. А он не может удержаться… – думаю я и понимаю, как счастлива от того, что мой мужчина именно такой. – Пусть говорит. Только бы не молчал».

– Самое большое счастье приходит тогда, когда мы хотим кого-то согреть и делаем это… А слова тут ни при чем… – он обнимает меня двумя руками, и я чувствую, как он погружается, проходит сквозь мою тонкую кожу, впитывает меня всю, слышит сердцебиение и дыхание и на какое-то мгновение становится мной. Он с любопытством оглядывается по сторонам, будто пытается увидеть мир моими глазами. И у него это получается.

Мишель (в Париже всех полагается называть на французский манер) даже думает теперь так же, как я. Только что мы вместе читали «Миф о Сизифе». И спорили о том, как сильна в человеке привязанность к жизни, несмотря ни на что. Раскрытая книга лежит на столе, и ветер листает страницы, пытаясь проникнуть в смысл витиеватых философских рассуждений нобелевского лауреата.

– Человек, как Сизиф, видит, что жизнь абсурдна, что она воплощение хаоса и боли. И все-таки тащит свой камень в гору и даже пытается найти в этом смысл, – говорю я.

– Это точно-о! Как бы ни было тяжело, какие бы испытания ни готовила ему судьба, он настойчиво преодолевает их и видит в этом свое счастье и свой единственный смысл, – подхватывает Мишка.

– Странная философия. Даже понимая и зная, что все бесполезно и приносит ему страдания, он все равно продолжает жить и получать от этого удовольствие?

– Вот именно! Камю романтик, он верит, что реальность своей бесчеловечностью только подчеркивает величие человека. Сизиф его герой! Герой абсурда. Его возвращение к подножью горы, в которую он вновь будет вкатывать свой камень, – это самый счастливый момент его жизни. Его счастье в возвращении! Возвращение – это надежда на будущее счастье!

Я отстраняюсь от Мишеля и внимательно всматриваюсь в его лицо. Мысль о возвращении мне нравится.

– Да, говорят, человек, ожидая счастье, испытывает больше эмоций, чем тогда, когда его достигает. За все приходится платить. Он платит за свое возвращение новым страданием… – в задумчивости я складываю странички книги мягкими округлыми гранями вверх, одну за другой. И книга превращается в воздушный замок в виде сердца. – Я уверена, что у каждого поступка и даже мысли есть цена… Мне кажется, все в мире устроено по закону равновесия. Когда равновесие нарушается, происходят взрывы, конфликты, войны. У нас есть единственная возможность избежать этого – добиться равновесия.

– Равновесия? Между чем и чем?

– Между богатыми и бедными, верящими и неверующими, умными и дураками, равновесия между словом и делом, плюсом и минусом. Между всем и всем, – я, будто крыльями взмахнула, рисуя в воздухе огромный шар.

– Равновесие… да… – Мишель делает медленный маленький глоток из своей чашки, смотрит куда-то мимо меня и вдруг говорит. – Равновесие – это гармония, красота, любовь, тишина, покой.

– Покой? Нет! Полный покой – это смерть. Ты хочешь, чтоб мы успокоились навсегда? – усмехнулась я.

– Мы даже не знаем, что такое смерть. Может быть, это как раз и есть переход в состояние гармонии, которое мы утратили, когда родились. Камю писал, что жизнь абсурдна, и человек обречен на то, чтобы жить в этом абсурде, и преодолевать его, и бунтовать против него. А может быть, человеку не нужно бунтовать?

– А что тогда?

– Может быть ему нужно просто принять этот абсурд и найти в нем гармонию. Вернуть – в состояние равновесия. Может быть, в этом и заключается смысл человеческой жизни – вернуть мир в состояние равновесия.

– Красиво звучит! Но как?

– Не знаю… Наверное, начать с себя, – он улыбнулся и потянулся ко мне, чтобы поцеловать.

Как легко нам удавалось вместе находить ответы на сложные вопросы. Какое счастье!

– Катить камень в гору – это счастье, особенно, если ты точно знаешь, что это камень Твой, – резюмирую я «Миф о Сизифе», быстрыми движениями высвобождаю странички книги, и выстроенный мной воздушный замок в виде сердечка исчезает. Странички расправлены. Книга захлопнута.

– Ты уже допил. Пойдем бродить! – зову я его и тяну прочь от многолюдных улиц. Мне хочется целоваться. Безумно хочется припасть губами к источнику своего счастья.

– Только затаскивая на вершину Свой камень можно быть счастливым, даже если он кажется слишком тяжелым, а восхождение – скучным и банальным, – подводит Мишель и свою черту.

6526

Он обнимает меня за талию и мы, покачиваясь, шагаем куда-то в самую сердцевину зеленого Парижа, туда, где меньше людей и больше деревьев и солнечных полян, усыпанных дрожащими тенями листвы.

– Как ты думаешь, почему мы иногда теряемся среди чужих? – спрашиваю я.

– Просто в тот момент, когда случается важная встреча, мы, может быть, еще не способны слышать главное.

– Это как музыка? Если звук слишком открытый и навязчивый, ухо сопротивляется, и ты воспринимаешь искаженный вариант мелодии.

– Мне кажется, – перебивает он, – для того, чтобы услышать главную мелодию, уши не нужны.

– Ну, да… Эта мелодия не похожа на громкий марш, она… Как образ, созданный танцовщицей, которая парит над сценой, едва касаясь пола своими тонкими легкими ногами, – я срываюсь с места и кружусь, как листок, заблудившийся среди задумчивых деревьев и случайных прохожих, лечу куда-то на вершину холма, и Мишель едва поспевает за мной. – Эта мелодия там, над сценой, а не внизу, – кричу я ему, чтобы он не потерялся.

– Эй, летучий эльф, подожди меня, – он поймал меня на вершине, крепко обнял и, прижимая к себе, проговорил. – Ты сегодня переплюнула Камю и Кьеркегора вместе взятых! Может быть, это тебе нужно был вручить Нобелевскую премию?

Я громко смеюсь. Я счастлива… и не знаю, что это последняя наша встреча…

Все прошло, растаяло как дым. И эти поцелуи в парижском парке, и эти умные разговоры о Камю и смысле жизни, и любовь, которая казалась вечной… Он уехал на Тибет. И пропал в горах вместе с другими участниками экспедиции… Вот уже пять лет от него никаких вестей. И нет никакой надежды, на то, что я снова его увижу. Сначала я сходила с ума. А потом поняла, что он просто меня бросил. Наверное, умные разговоры его доконали…

Я сварила кофе, открыла ноут, включила телек… Нет, все не то, не могу, не хочу! Накинула на себя плащ, даже краситься не стала и пошла в дождь. Пусть мне будет еще хуже. Может быть тогда, я смогу, наконец, его забыть.

Холодный мокрый ветер ударил в лицо, отрезвляя, возвращая в реальность, заставляя поднять воротник и закутаться в плащ. Я брела, сама не зная куда, и чувствовала, как тяжелые капли бьют меня по плечам, будто кто-то вбивает в крышку неумолимые острые гвозди. «Мы даже не знаем, что такое смерть. Может быть, это как раз и есть переход в состояние гармонии…»

На углу у стены сидит мокрая облезлая кошка. Она так дрожит, что, кажется, вся улица содрогается вместе с ней.

– Бедняжка, что же ты тут сидишь под дождем, пошли домой.

Я беру ее на руки, и она кажется мне частью этого дождя, такая она мокрая и холодная. Засовываю ее за пазуху, и ощущаю, как бешено колотится ее сердце. Чтобы не дрожать вместе с ней, бегу домой.

А потом мы вместе сидим в теплой ванне. И кошка больше не дрожит. И больше не дрожу я. Мы согрелись. И вообще, оказалось, что это кот. Я назвала его Мишель. Мы улеглись в кровать и стали смотреть его любимую «Амели». И все было не так уж плохо. Мишель спел мне свою песню, и я поняла, что это не марш, но лучшая мелодия на свете, для которой уши не нужны.

383635733

А утром, пока мы еще будем спать, в замочной скважине повернется ключ. И тот, с кем я уже попрощалась навеки, вернется, чтобы остаться с нами навсегда.

Опубликовано: http://www.myjane.ru/articles/text/?id=16768